Орден Александра Невского

Бабушка моя, Акулина Ивановна, обязательно накрывала праздничный стол в День Победы 9 Мая с одним и тем же комментарием: "Я самая счастливая мать на свете! Все мои сыновья ушли на фронт, и все вернулись живыми и невредимыми. Это ли не Чудо Божие!.. Слава Богу за всё!"
Вернулись-то они вернулись, но и война отмерила им на четверых все по-полной, говоря современным слэнгом, программе.
На старшего пришла похоронка в первые же месяцы, но не поверила она ей, а только еще усерднее стала молиться Богу, памятуя, что материнская молитва может творить и невозможное.
Закончилась война, прошел еще год, и вот, однажды, подошел к ее дому попрошайка - седой длиннобородый старец, постучал клюкой в калитку. Она вышла навстречу с четвертушкой хлеба в руках, замечая странное поведение дворового пса. Обыкновенно злющий, на сей раз тот радостно скулил, вилял хвостом и все ластился, ластился к ногам нищего. Вдруг старец схватил ее за руку: "Мама, я сын твой, Иван!.."
Были ранение, плен, концентрационный лагерь, изнурительная работа на хозяев в Норвегии.
Пас Иван свиней. Его не кормили совсем, питался с подопечными из одного корыта. Так и говорил: "Рожками, вместе со свиньями…", - чуть ли не прямыми строчками из Евангелия от Луки: "…  и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней;  и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему".
Но нет, не были сыновья, в отличие от матери, глубоко верующими людьми. Не воздали должного благодарения за чудесное свое спасение, может быть, еще и поэтому – ох!- как трудно сложились их послевоенные судьбы.
Как-то я спросил отца: "Как же так, мать такая верующая, а ты, крещеный сын, так ни разу и не побывал в церкви?" "Тогда не принято было…", - сухо уклонился он от разговора. Коммунистом был.
И о войне не любил распространяться.
Но однажды все-таки рассказал такую историю.

Инопланетянка

Мы не всегда готовы к чуду, но зато всегда готовы к тому, чтобы его яростно отрицать. Робкое чудо, чувствуя себя незваным и нежданным, тихо уходит, не желая нам докучать. А мы остаемся в своем мире, таком привычном, таком понятном и… таком скучном.
«Гайя, Гэйа! Гайя, отзовись, откликнись. Где ты, жизнь моя? В каких заброшенных мирах и неведомых вселенных ты бесследно исчезла, зеленоглазая моя отрада? Ты устремилась ввысь, оставив меня прозябать здесь, в стылом холоде одиночества. Вспомнишь ли ты меня,  заблудшую и предавшую тебя душу? Слышишь ли ты мои бессильные слова? Узнаешь ли ты мой слабый голос?»
Жалкий старик сидел в церкви, наклонившись вперед и прижавшись лбом к холодной скамье перед ним, вполголоса бормоча эти странные слова. Слезы катились по  впалым щекам, покрытым седой щетиной, он вытирал их рукавом грязного потрепанного пиджака. От него веяло бесконечной безнадежностью и горечью глубоко спрятанной  печали.  Что мог натворить недоброго этот несчастный, в чем каялся он в этой пустой церквушке?