• Добро пожаловать

    23.06.11 18:56
  • Что наша жизнь?

    23.06.11 18:57
  • У вас получится!

    23.06.11 18:57
  • Наши авторы

    23.06.11 19:29
  • Работает библиотека

    23.06.11 19:36

Авторизация

Подскажите друзьям

Каталоги

Яндекс.Метрика
Рейтинг@Mail.ru
БКНС Каталог сайтов Кожор

 

Польша. Варшава. Конец мая 1820 года. Цесаревич Константин Павлович вторично  морганатически женится на Жанетте Грудзинской.
И снова отрекается от престола Российской Империи. Мотивируя это на сей раз морганатическим браком, хотя самого Константина такой брак престолонаследия не лишал, только детей от этого брака. Но их не было.
Очень уж не хотел Константин Павлович быть императором. Причины были разные, то его "задушат, как отца", то он не способен к управлению... Вероятно, все это было неправдой, так как ни трусом, ни идиотом Константин Павлович не был.
В 1823 году Александр I, наконец, принимает отречение брата и оформляет его Манифестом, который следует вскрыть после его, Александра, смерти.
Тут есть, как минимум, два интересных момента:

 1. В 1801 году, став императором, Александр странно оформил присягу, не упомянув фактического наследника Константина, а сформулировав так:
 "Императору Александру Павловичу ... и Его ... Наследнику, который назначен будет".
Хотя согласно Акту Павла от 1797 года Наследником был Константин Павлович. О чем все знали.
Вероятно, надеясь на рождение сына, чтобы не переписывать присягу. Но и этот брак был  бездетным.
 2. Николай Павлович, следующий Наследник престола, знал о планах Константина еще до Манифеста. Константин Павлович, не скрывал своего желания остаться "частным лицом", и в императорской семье это знали.
А вот о существовании Манифеста Николай не знал вплоть до его оглашения.
Теперь рассмотрим сложившуюся ситуацию.
Как известно, Александр I скончался в Таганроге. После получения этого известия в Петербурге Манифест был вскрыт и оглашен. Но тут происходит очередной казус. Большинство членов Государственного Совета и Николай Павлович, боясь создать прецедент "необсуждаемой посмертной воли государя", присягают Константину, приводят к присяге армию и даже был отчеканен Константиновский рубль (теперь сокровище для нумизматов), который почти сразу засекретили.
К Константину посылают гонцов. Можно представить в какое бешенство приходит Константин. Император Константин (а он им де-юре был на тот момент) требует выполнения Манифеста 1823  и опять на сей раз дважды подтверждает свое отречение.
Николаю ничего не остается, как провозгласить себя императором с даты смерти Александра I.
Далее следует: новая присяга, приведение к присяге армии... но уже императору Николаю I.
Причем, присяги Константину как бы не было. Николай начал править со дня смерти Александра.
Константин Павлович сохранил титул цесаревича до конца жизни, хотя из очереди престолонаследия был исключен (Манифест 1826 г: сыновья Николая, а в случае их смерти четвертый сын Павла - Михаил).
Дальнейшее известно.

Комментарии  

 
+4 #3 Александр Бадаров 2012-03-29 10:51 Благодарю за внимание и интересные добавления.
В этот раз я просто хотел дать интересные, на мой взгляд, факты. Малозначительны е на первый взгляд.
Но, я уверен, не будь этой кутерьмы с присягами, солдаты бы на площадь не вышли. Конечно, они пошли за своими отцами-командирами. Но две присяги было последней каплей.
Кстати, почему-то пострадавшую невинно часть, а именно солдат не упоминают. А это тема верности и готовности пострадать за командира интересна.
 
 
+5 #2 lopatka 2012-03-28 00:11 Говоря о значении восстания декабристов, В.О. Ключевский отмечал: «Декабристы важны не как заговор, не как тайное общество, это нравственно-общественный симптом, вскрывший обществу недуги, которых оно само в себе не подозревало; это целое настроение, охватившее широкие круги, а не 121 человек только, признанных виновными и осужденных по нескольким степеням виновности».
 
 
+6 #1 kalin 2012-03-24 23:44 Пушкин о Константине Павловиче: из письма П. А. Катенину из Михайловского, 4 (16) декабря 1825:"Как верный подданный, должен я, конечно, печалиться о смерти государя; но, как поэт, радуюсь восшествию на престол Константина I. В нём очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. — К тому ж он умён, а с умными людьми всё как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего."